Игорь Стравинский
«Я больше не в состоянии оценивать подобные вещи, ни снова быть таким, каким был, когда писал „Персефону“. Но я все еще люблю ее музыку, особенно партию флейт в последней речи Персефоны и финальный хор (когда он играется и поется в правильном темпе и спокойно, без общего crescendo), <...> и колыбельную „Sur се lit elle repose“».
Игорь Стравинский
Музыка «Персефоны» перекликается с изысканностью французского языка — она полна тонких, прозрачных тембровых наслоений и изменчивого прихотливого ритма, сложного для исполнения и восприятия.
Несмотря на то, что мелодекламация, то есть прямая речь, присутствует только в 188 тактах из 1056, эти речевые номера становятся яркими опорными точками, вокруг которых все закручивается. Они очень ярко выделяются из легкого порхания оркестровых партий. Как правило, это краткие реплики Персефоны, несколько ее тирад и пять крупных монологов: для драматургии они очень важны, так как именно в них проявляет себя идея о путешествии героини по неким планам бытия. Когда Персефона говорит без музыкального сопровождения, это означает, что происходит нечто чрезвычайно важное, некий переломный момент: например, во 2-й сцене, когда Персефона уже находится в загробном мире, она пьет воду из Леты и надевает венец. А еще речь Персефоны иногда сопровождает яркая музыкальная тема, которая проводится всего два раза: в первом и последнем ее монологах.
При этом в целом музыка Персефоны имеет любимый Игорем Стравинским полистилистический облик: здесь соединяются выразительные средства сразу многих музыкальных форм и направлений. Например, мир живых характеризуется архаизированными чувственными мелодиями, которые как будто плавно кружатся вокруг своей оси вместе с танцующими девушками, а тенор, исполняющий партию Эвмолпа, словно воссоздает греко-византийские песнопения. Потусторонний же мир во второй части создается оркестровыми красками — тембр арфы здесь словно символизирует смерть и холод, и в целом музыка подземного царства в сравнении с музыкой «мира живых» острая, колкая, диссонантная, а порой, в сценах с Аидом, обольстительная
«Я всегда боялся трудностей французской просодии. Несмотря на то, что я уже много лет жил в этой стране, а языком ее владел еще с детства, я до сих пор не решался обращаться к нему в своей музыке. На этот раз я пошел на риск и в процессе работы все больше входил во вкус».
Здесь есть все: и старинные танцы, и церемониальные шествия, и имитация архаического пения хора, который выступает во многих ипостасях: от лица нимф (1-я часть), теней (2-я часть), участников языческого ритуала (1-я и 3-я части) и, наконец, древнегреческого народа, встречающего Персефону (3-я часть). И, конечно, композитор использовал излюбленный прием тонких параллелей с миром барокко: музыкальные портреты появляющихся по ходу действия мифологических персонажей воссозданы с помощью так называемых интонационных масок барочной оперы — patetico, eroico и lamentо.